Как воспитать в ребенке талант.
Автор «Мойдодыра», «Айболита», «Мухи-цокотухи» и еще десятка детских сказок не считал себя талантливым литератором. Он просто писал сказочные истории для своих детей, воспитанием которых активно занимался. Писал для соседской ребятни и всех встреченных в жизни малышей.
И, пожалуй, главным талантом Корнея Чуковского было отцовство: его уроки могут послужить примером для многих поколений родителей, желающих развить в ребенке одаренность и тягу к искусству.
Ни минуты без работы!
Биография Корнея Ивановича Чуковского нетипична для интеллигента, образованного человека и талантливого литературоведа. Даже имя при рождении он носил иное – Николай Корнейчуков. Он был сыном питерского студента и простой работницы.
Юный Коля работал, помогая матери, но все свободное время тратил на учебники и книги. Из гимназии его выгнали из-за происхождения, поэтому иного пути, кроме самообразования, у будущего писателя не оставалось.Тяжелая юность и необходимость выносить лишения ради утоления тяги к знаниям сделала Корнея Чуковского непримиримым борцом с праздностью и бездельем. Этому он учил и своих детей.
И уроки были усвоены – старшие дети Николай и Лидия стали видными литературными деятелями. Сын Борис (Боба) не пошел по стопам отца, но стал инженером-гидротехником. Младшая дочка Мария (Мурочка) была героиней детских стихов и поэм Чуковского, и делала успехи в стихосложении.
К сожалению, Борису и Марии не довелось в полной мере проявить свой талант – первый погиб под Смоленском в 1942 году, отправившись на фронт добровольцем, а вторая умерла от туберкулеза в одиннадцатилетнем возрасте.
Для детей К. Чуковского не было проступка страшнее, чем бездельничать и тратить время впустую. Лидия Корнеевна в своей книге «Памяти детства» пишет: «Увидев, что мы слоняемся без толку, он мигом находил нам занятие: обертывать учебники разноцветной бумагой, ставить по росту книги на полках у него в кабинете, полоть клумбы или, открыв окно, выхлопывать пыль из тяжелых томов. Чтобы не валандались, не лоботрясничали».
Игротерапия.
Что касается игр, Корней Чуковский поощрял любые, развивающие фантазию, командный дух, заставляющие малышей мыслить, рассуждать и творить.
Даже трудную работу, которой нередко были заняты дети, Корней Иванович умел превратить в игру. Причем игры эти не носили соревновательный характер и не разобщали ребят.
В своей книге детских воспоминаний дочь Чуковского Лидия рассказывает о том, как стала игрой их каждодневная обязанность – поход за водой к артезианской скважине: «Отец начинал: «Два пня, два корня, у забора, у плетня, – чтобы не было разбито, чтобы не было пролито…» Мы в ожидании смолкаем. Ожидание кажется долгим, хотя оно длится мгновение. «Блямс!» – выкрикивает он. Мы по команде опускаем ведро на землю и плюхаемся рядом… «Марш!» – выкрикивает наш повелитель. – «Одна нога здесь, другая там!»
Играя с детьми в придуманные им же самим игры, Корней Чуковский не боялся быть нелепым и смешным, не пытался казаться взрослым и говорить свысока. В эти моменты он становился таким же ребенком, вместе с ребятишками садился прямо на пыльную дорогу после условного сигнала «блямс!».
Занимательный английский.
В письме уже взрослому семнадцатилетнему сыну Николаю Чуковский пишет: «Я твердо убежден, что тебе, поэту, и вообще будущему интеллигенту, огромным подспорьем будет английский язык. Русский, не знающий ни одного иностранного языка, все равно что слепой и глухой. 7 лет, не жалея трудов, я тяну тебя за уши к этому знанию. А ты упирался. А ты бездарно норовил ускользнуть. Ни разу не было, чтобы ты сам, своей волей, захотел узнать, наконец, как следует этот язык, которым я стал заниматься в 17 лет, один, без учителей, без учебников, без всякой поддержки».
Каждое утро дети начинали с небольшого экзамена. Нужно было ответить отцу все, что он задавал им накануне, без запинки. Причем английское слово считалось выученным, если ребенок мог перевести его, написать, составить предложение с ним и узнать его в любом тексте и в любом контексте.
Лидия рассказывает в своих воспоминаниях: «Из-за плохо выученных слов случалось ему и по столу кулаком стукнуть, и выгнать из комнаты вон или даже – высшая мера наказания! – запереть виноватого в чулан». За что ругать, а за что – нет «Вон отсюда!» – кричал он, когда выяснилось, что Коля знает слово, но не помнит, как оно пишется. – «Ничтожество! (Это было одно из его любимых ругательств.) В чулан! И сиди там, копти потолок, чтобы я не видел тебя! Так и умрешь лоботрясом».
Больше всего писатель боялся невежества. Он дорожил статусом интеллигента вовсе не из тщеславных соображений, ему было действительно жаль людей, не умеющих и не желающих знакомиться с огромной, сияющей мировой культурой. Поэтому-то он так стремился раскрыть талант каждого, заразить жаждой творчества, пусть даже вначале это приходилось делать силой.
Наперегонки со страхом.
Смелость – отнюдь не врожденная черта. Корней Чуковский воспитывал ее в своих детях, собственным примером доказывая, что страх не может одолеть человека. Он без устали плавал, нырял, ходил на лыжах.
Даже считающийся современным изобретением сноусерфинг детский поэт освоил в начале прошлого века, катаясь по замерзшему Финскому заливу, чем немало удивлял окрестных жителей: «В самом деле, диковинка: человек стоит на особенных каких-то лыжах, со стальными короткими полозьями под каждой ступней; стоит, ухватившись за скрещенные у него за спиною палки, на которые натянут квадратный холст. Стоит – и летит».
Пожалуй, самым безобидным из упражнений для развития смелости было путешествие на шкаф. Совсем маленькая Лидочка сама просила, чтобы отец посадил ее на самую верхотуру, и оттуда «боялась»: «Игра началась. Я жажду испытаний и ужасов: пострашней, поужасней, а кончилось чтобы все хорошо. Более всего на свете я боюсь высоты. Потому и прошусь не куда-нибудь, а на вершину высоты, под самый потолок, на шкаф…
– А вниз не запросишься?
– Нет.
– Так и будешь теперь всю жизнь жить на шкафу?
– Жить на шкафу.
Он берет меня под мышки, минуту раскачивает, потом сажает на шкаф и сразу большими шагами уходит из комнаты прочь. И закрывает за собой дверь, чтобы страшнее».
Конечно, как только девочка зовет на помощь, отец возвращается. Но за эти секунды или минуты одиночества юная Лида успевает и испугаться падения, и потосковать о прогулках по пляжу, которых теперь уже не будет, и о камушках, скачущих по морской глади, и о плотине на ручье.
Но случалась с малышами и реальная опасность, непридуманная, и не срежиссированная отцом. Однажды на прогулке на них напала огромная соседская собака, выкопавшая лаз под забором. Корней Чуковский запретил детям убегать, взял их за руки и приказал повторять за ним, что бы ни случилось: «Раз, два, три! Делайте то же, что я!»
«Он отталкивает наши руки и опускается на четвереньки в пыль. И мы рядом с ним. Все семеро на четвереньках: он, да Боба, да Коля, да я, Матти, Ида, Павка. «Гав, гав, гав!» – лает он. Мы не удивляемся. Удивляется насмерть собака. «Гав, гав, гав», – подхватываем мы. Собака, словно в нее запустили камнем, поджав хвост, бежит прочь.
Наверное, впервые в своей собачьей жизни она увидела четвероногих людей. Мы долго еще продолжаем лаять – долго еще после того, как он поднялся, отряхивая ладонями штаны, а собака на брюхе уползла в сад и забилась под зеленое крыльцо. Ему не сразу удается унять нас. Оказывается, это такое наслаждение – лаять на собак!»
Стиховое воспитание и любовь к искусству.
Чтением стихов сопровождалась каждая морская прогулка семейства Чуковских. Корней Иванович читал наизусть самые разные произведения, порой и совсем не детские.
Бывало и так, что многие слова в произведениях были непонятны детям, но, несмотря на это, они все равно понимали, о чем идет речь, улавливали общий смысл благодаря ритму стиха.
Много позже Корней Иванович напишет в послесловии к своей книге взрослым о детях «От двух до пяти»: «Изумительный детский слух к музыкальному звучанию стиха, если только он не загублен скудоумными взрослыми, легко схватывает все эти вариации ритмов, которые, я надеюсь, в значительной мере способствуют стиховому развитию детей».
Однако о стиховом воспитании своих детей в моменты морских прогулок Чуковский все-таки еще не думал. «Приемы и способы стихового воспитания, подробно изложенные в его послереволюционных статьях, не были еще разработаны им; он тогда еще только наблюдал эту встречу: стихи и ребенок, стихи и возраст, ступени восприятия. Он не воспитывал в прямом смысле …, а как бы точнее это сказать, – влюблял. На страницах своих книг он постоянно утверждает, что первое дело учителя литературы – влюбить детей в поэзию», – пишет Лидия Корнеевна.
Корней Иванович с непримиримой критикой обрушивался на бездарных писателей. Однажды его спросили: «… если бы все плохие сказочники исчезли бы тотчас, то что бы вы предложили детям взамен?».
И он предложил. Предложил не только в литературе, но и в воспитании детей. Много ли было в его окружении отцов, так много времени уделяющих сыновьям и дочерям, так интересующихся их жизнью развитием, ростом? Часто ли учили они малышей бороться со страхом и лаяли на собак, стоя на четвереньках посреди дороги? Дневники и воспоминания семьи Чуковских до сих пор служат родителям отличным ориентиром, помогают понимать детей, раскрывать их талант и делать по-настоящему счастливыми.
В доме Чуковских всегда было много известных писателей и поэтов, художников и музыкантов. Но дети не сразу стали понимать, с кем на самом деле им доводится общаться, насколько значительны эти фигуры.
Пример тому – встреча с Ильей Репиным. Знаменитый художник жил в соседнем поместье «Пенаты», и дети относились к нему, как к соседу или любому взрослому – уважительно, но без должного благоговения перед высоким искусством.
Однажды зимой Корней Чуковский с дочкой Лидой встретили Репина на заснеженной дороге. Живописец снял перчатку и протянул руку сначала поэту, потом его дочери.
«В отца моего словно вселяется бес, – вспоминает Лидия, – Корней Иванович вдруг срывает с моей руки перчатку и бросает ее далеко в сугроб, к кольям чужого забора. «Тебе Репин протягивает руку без перчатки, – кричит он в неистовстве, – а ты смеешь свою подавать не снявши! Ничтожество! Кому ты под нос суешь рукавицу? Ведь он этой самой рукой написал «Не ждали» и «Мусоргского». Балда!»
Поступок литератора вряд ли можно назвать педагогичным, но Корней Иванович хотел, чтобы дочь раз и навсегда запомнила правила поведения.
И она запомнила: «Как я благодарна ему теперь за эту неправоту, за эту несправедливо нанесенную мне обиду! За этот поучительный гнев, которым он разразился, когда ему почудилось, будто я с недостаточным уважением прикоснулась к руке, протянутой мне искусством!»
При всей своей требовательности совершенно равнодушен Чуковский был к успехам детей в гимназии. Он не верил, что учителя смогли бы увлечь своими знаниями ребят, а потому и не требовал от них результатов.
Зато поощрял Корней Иванович любые увлечения, например Коле, любившему географию, привозил из каждой поездки атласы и карты.
Удивительно, что так же он относился к нелюбимым предметам, помогая детям избавиться от их груза: «Я была горестно лишена малейших способностей к арифметике, – пишет Лидия, – Убедившись, что математическое мышление мне чуждо, что, сколько я ни трачу сил на задачи и примеры, дело оканчивается слезами, а не ответами, он начал решать задачи за меня и бесстыдно давал их мне переписывать, к превеликому ужасу нашей домашней учительницы. «Знает таблицу умножения, четыре правила – и хватит с нее! – говорил он. – Восемь лет случаются раз в жизни. Нечего загружать голову тем, чему голова сопротивляется. А такая свежесть восприятия, такая память больше не повторится».
Перечитывая эти удивительные истории из жизни, полностью убеждаешься в том, что родительские уроки Корнея Чуковского могут послужить примером для многих поколений родителей.
По материалам letidor.ru
Другие материалы:
